Задача приватизации госбанков стратегически верна, но ее быстрое решение было бы опрометчивым. И не только потому, что бюджет выручит за них мало денег. Госбанки выполняют сегодня слишком много нерыночных функций, передать которые некому, а бросить — нельзя Банковские дискуссии Давоса-2010 оказались неожиданно приправлены русским соусом. Глава Сбербанка Герман Греф заявил с трибуны форума: «Мы должны приватизировать государственные банки, давайте начнем со Сбербанка». Не ограничившись этим, он сопроводил свою идею операциональными деталями: «Государство может без труда сократить свою долю в Сбербанке до 50 процентов плюс одна акция с 57,6 процента сейчас, не нарушая законодательство… Высокая капитализация Сбербанка позволяет продать часть пакета по привлекательной цене… Мы могли бы выручить 40–50 миллиардов долларов для минимизации бюджетного дефицита». В дальнейшем, по словам Грефа, можно будет скорректировать нынешнее законодательство, обязывающее государство иметь контролирующую долю в Сбере, и снизить госпакет в крупнейшем банке страны до 25% плюс одна акция. Инициатива Грефа не осталась незамеченной. Министр финансов Алексей Кудрин там же, в Давосе, принципиально поддержал идею приватизации госбанков, однако дал понять, что это дело не самого близкого будущего: «Было бы преждевременно продавать доли госбанков сейчас, когда рынки еще не восстановились от финансового кризиса». Вдобавок в качестве первого кандидата на приватизацию Кудрин назвал ВТБ, а не Сбер. «По Сбербанку мы имеем более консервативный план, учитывая его социальную значимость и большее количество миноритариев», — уточнил глава Минфина. Вот такая двухходовочка. По старой доброй традиции чувствительные вопросы экономической стратегии вбрасываются в публичное поле с зарубежных площадок. Вплоть до недавнего времени такой излюбленной площадкой был Российский экономический форум в Лондоне. После перехвата питерским форумом статуса главной VIP-тусовки в Лондоне уже никто ничего не «вбрасывает» (впрочем, и в Питере тоже). А вот в Давосе — на тебе, получилось. В европейском мейнстриме При этом особенности места удивительным образом имеют значение. Британия сегодня задает тон в европейском тренде реприватизации национализированных в разгар кризиса банков — спасенные государством в обмен на контроль Royal Bank of Scotland, Lloyds Banking Group и Northern Rock будут разделены на части и приватизированы. Таким образом, идея Грефа, кажущаяся все еще весьма смелой для внутрироссийской экономической повестки дня, в туманном Альбионе сегодня самый что ни на есть мейнстрим. Однако ровно здесь и начинаются различия. Речь идет о принципиально разных мотивах приватизации, заявленных Грефом и исповедуемых английскими банкирами и регуляторами. Позиция последних сформулирована четко: все действующие банковские группы Британии до тендеров допущены не будут — на рынок должны выйти новые игроки, включая иностранцев, а победители не смогут, по замыслу правительства, консолидировать более 15% любого из сегментов банковского рынка страны. Таким образом, цель всей операции — повышение конкуренции и долгосрочной эффективности рынка банковских услуг. Вспомним теперь мотив Грефа — выручка денег от продажи госпакета, наполнение бюджета. Этот же фискальный мотив, по сути, поддержал и Кудрин, разойдясь с Грефом лишь в оценке момента, подходящего для продажи. Конечно, есть мотивы, о которых редко говорят вслух и в отношении которых топ-менеджеры изначально государственных российских или недавно оказавшихся национализированными британских, американских и прочих банков наверняка солидарны: статус частного банкира развязывает руки, и не только в бонусной политике. В кредитной политике тоже (например, уже никто не запретит уйти в отпуск, пока не будут выданы энные сотни миллиардов кредитов предприятиям). Забытые миллиарды К сожалению, даже в фискальной логике Грефа обнаруживаются изъяны. Названная им цифра (40–50 млрд долларов потенциальной выручки от продажи госпакета) выглядит очень внушительно — это больше половины дефицита федерального бюджета России (73 млрд долларов) минувшего года. Однако не совсем понятно, как Герман Оскарович скалькулировал эту сумму. Рыночная капитализация Сбербанка на момент выступления г-на Грефа в Давосе составляла 64 млрд долларов (к слову, это пятый по стоимости банк в Европе); соответственно, весь пакет, принадлежащий ЦБ, недотягивает даже до 37 миллиардов. Кроме того, Греф забыл упомянуть маленькую деталь, а именно субординированный кредит, выданный Сберу Центробанком в разгар кризиса. Речь идет о 500 млрд рублей, полученных тремя траншами в четвертом квартале 2008 года, — по тогдашнему курсу это примерно 18 млрд долларов, которые надо бы вычесть из калькуляции продаваемого пакета. Нельзя же приватизировать активы банка отдельно от его долгов! Конечно, речь не идет о том, что ЦБ моментально отзовет этот кредит у приватизированного Сбербанка, — это было бы убийственно для системообразующего гиганта, да и просто невозможно по условиям субординированного кредита. Но рассчитываться с ЦБ «частному» Сберу рано или поздно придется, замещая своими ресурсами возвращаемую бывшему главному акционеру часть капитала. Иностранцы уже здесь Однако дело, конечно, не в лукавой цифре. Стратегически приватизация Сбера, как и других госбанков, важна и необходима вовсе не из-за разовой выручки от их продажи, а для возвращения их в общее рыночное поле, улучшения их корпоративного управления, ликвидации самого класса нерыночных, политических кредитных и прочих сделок. Именно этими мотивами руководствовались постсоциалистические страны, уже осуществившие приватизацию своих государственных сберегательных банков, — Венгрия, Чехия, Болгария, Казахстан, ряд других государств. Из значимых исключений — Польша, сохраняющая госконтроль над своим сбербанком PKO, Украина (Ощадбанк) и Россия. Коли надобность в подобных операциях неизбывна (если не принципиально, то в наших конкретных условиях еще долго), значит, нерыночное кредитование и финансирование должны осуществляться через специальные государственные финансовые институты, не привлекающие депозиты населения. В России роль такого института вполне успешно играет госкорпорация «Банк развития и внешнеэкономической деятельности» — ВЭБ. Другое дело, что быстро приватизировать Сбербанк было бы неправильно и вредно. Но вовсе не потому, что мы выручим сейчас за него мало денег (хотя это тоже правда — Сбер торгуется на уровне 80% предкризисного максимума и, по оценкам инвестаналитиков, процентов на сорок ниже справедливой/фундаментальной цены). И даже не потому, что при этом — одна из закоренелых наших фобий — будет высока вероятность перехвата контроля над национальным сберегательным банком иностранцами (кстати, уже сейчас в портфелях иностранных инвесторов находится 24,3% голосующих акций Сбера). В принципе можно и при допуске к приватизации иностранных инвесторов умудриться сохранить национальный контроль. Главное не продавать крупные, тем более блокирующие и контрольные, доли стратегам, а распылять госпакет кусками на бирже, оговорив законодательные ограничения (на уровне специального закона и устава банка) по консолидации пакетов. Пример вполне эффективного венгерского частного сбербанка OTP показывает, что это возможно. В OTP 74% капитала сегодня в руках иностранцев, при этом нет акционеров с долей больше 10%, полностью венгерский топ-менеджмент, не считая независимых директоров-иностранцев (подробнее см. «Кредиты с ароматом вина и салями» [1], «Эксперт» № 48 за 2007 год). Многое дано — многое спросится Обстоятельства, затрудняющие немедленную приватизацию Сбербанка, лежат совсем в иной плоскости. Во-первых, Сбербанк на российском денежном рынке играет роль мощного нетто-кредитора других банков, поддерживая ликвидность и худо-бедно распределяя кредиты ЦБ по другим эшелонам банковской системы. В разгар последнего кризиса Сбер часто критиковали — и надо признать, небеспочвенно — за скверное выполнение этой функции, но других подобных финансовых институтов у нас в принципе нет. Так же как нет уверенности в том, что частные акционеры Сбера будут считать необходимым сохранение у своего банка этой сопряженной с риском функции. Во-вторых, нынешний Сбербанк выполняет ряд функций инфраструктурного толка — естественных для госбанка и противоестественных для банка частного. Речь идет, например, о поддержании национальной сети отделений, многие из которых расположены в малонаселенных, труднодоступных районах страны и являются системно убыточными. Покрытие этих убытков осуществляется сегодня за счет удержания Сбером своих депозитных ставок на уровне ниже средних, а комиссионных вознаграждений за расчетные и другие услуги — выше средних по рынку. Переход частного Сбера в рыночное поле заставит его исправлять эти дисбалансы и избавляться от убыточных функций и операций. В ряде больших стран инфраструктурную функцию обеспечения «замыкающего» (прошу прощения за циничный термин) населения сберегательными и расчетными услугами выполняет почтово-сберегательная система (тоже в некоторых странах полностью или частично приватизированная и выживающая с помощью госдотаций и/или внутреннего кросс-субсидирования за счет рентабельной части бизнеса). Пока задача полноценного наделения российской почтовой сети расчетно-банковскими функциями не решена (а это дело не одного года), приватизировать Сбер было бы неправильно. В этом смысле Кудрин прав: начинать приватизацию госбанков (точнее, продолжать — не будем забывать состоявшиеся в 2007 году IPO ВТБ и SPO Сбербанка) — логичнее с ВТБ, не столь обремененного нерыночными хлопотами.